Павел Васильевтің
Музей-үйі
каз ▼
"Времен связующая нить"
(История одного экспоната)
Мерц З. С.
Дом-музей П. Васильева, г. Павлодар
Музейные экспонаты, кроме информативной, аттрактивной и экспрессивной функций обладают еще одной способностью: они осуществляют связь между прошлым и настоящим, за каждым из них всегда стоит эпоха и судьба отдельных людей. Одним из таких раритетов, поступивших в наш фонд за последнее время, является Свидетельство об окончании двухгодичных педагогических курсов при Петропавловском 1-м Высшем начальном училище, выданный 6 апреля 1919 года на имя Мальцевой Павлы Алексеевны. Подписан документ председателем Педагогического совета Петропавловского высшего начального училища Н. К. Васильевым, отцом Павла Васильева. Этот бесценный дар мы получили из Петропавловска, от неравнодушного и увлеченного человека Лидии Матвеевны Мелехиной.
О Николае Корниловиче Васильеве, к сожалению, до нас дошло не так уж много сведений. Его личность воссоздается буквально по крупицам. Как он сам о себе пишет: "Родился я в бедной семье. Отец мой рабочий-пильщик, мать - прачка. Рос я в большой нужде, но все же окончил 5-классное городское училище, потом поработав "мальчиком" в магазине у купца Зайцева, подготовился и поступил в Семипалатинскую учительскую семинарию, которую окончил в 1906 году. В 1910 году сдал экзамен по специальности "домашний учитель", а в 1914 году, в порядке "экстерна" окончил Томский учительский институт. В семинарии я рос под влиянием народнических идей. Вполне понятно, как я воспринял февральскую революцию… В июне 1917 года вступил в партию народных социалистов и состоял в ней по сентябрь 1917-го. Вышел я из этой партии главным образом, вследствие моих разногласий по аграрному вопросу. Учительский совет выдвинул мою кандидатуру в гласные Петропавловской городской думы, куда я и был избран. В думе я работал, главным образом, по вопросам народного образования… Я - старый учитель… проработал непрерывно 33 года, все силы отдавая любимому делу…" [5. 16].
В разные годы Н.К. Васильев заведовал мужским приходским училищем, высшим начальным училищем, был директором школы, работал инспектором губОНО…
Высшие начальные училища (термина "школа" тогда еще не существовало) открылись в России в начале 19 века. Они давали законченное начальное образование и сначала назывались уездными. Постепенно началось усовершенствование учебного процесса и всей системы образования. С 1875 года городские уездные училища на основании Положения, высочайше утвержденного 31 мая 1872 года, стали преобразовываться в городские. Эти общеобразовательные заведения предназначались "для городского населения, и преимущественно для бедной части его" [11]. Они должны были предоставлять законченное общее элементарное образование и такие знания, которые могли быть полезны в дальнейшей жизни. Возникновение этих училищ произошло по инициативе министра народного просвещения графа Д. А. Толстого. По словам педагога, литератора Н. Х. Весселя, "министр был поражен малым числом выпускников в гимназиях и большим числом учеников, выходящих из средних классов, не оканчивая курса" [11]. Основной причиной этого явления было то, что городское население не удовлетворяли те теоретические знания, которые давали начальные училища (приходские и уездные). И вот для того, чтобы в гимназии не поступали учиться те дети, которые все равно бы их не окончили, нужны были особые учебные заведения с курсом более коротким и легким, чем курс гимназий и реальных училищ.
Необходимость в таких общеобразовательных заведениях в России ощущалась давно; со стороны учебных округов постоянно поступали ходатайства, основанные на заявлениях городских обществ и земских собраний. Проект положения о городских училищах составил Н. Х. Вессель; взяв за образец прусскую систему. Одновременно с ним было утверждено положение об учительских институтах, и принято решение о постепенном преобразовании уездных училищ в городские «по мере приготовления в учительских институтах учителей в оные» [11]. Это переустройство было начато со второй половины 1874 г., но продвигалось крайне медленно. По отчету министра народного просвещения за 1884 г., в течение 10 лет из 402 уездных училищ преобразованы лишь 184.
Городские училища разделялись на одно-, двух-, трёх— и четырёхклассные, но в особых случаях и по особым ходатайствам могли быть учреждаемы пяти— и шестиклассные. Однако во всех, несмотря на разное число классов, курс учения продолжался шесть лет — деление зависело не столько от объёма курса, сколько от числа учителей, что определялось количеством денежных средств, отпускаемых городскими думами на содержание училищ.
Павлодар к этому времени (16.(04.) 04. 1861 г.) уже стал уездным городом, но своего городского училища еще не имел, было только казачье начальное, где учились дети казаков. Лишь в 1881 году в деревянном неприспособленном помещении открылось мужское городское начальное училище, которое, по сути, являлось начальной школой, содержалось оно за счет государства и пожертвований. Здесь было всего пять учителей мужского пола и обучались только дети зажиточных горожан. Открытие этого учебного заведения стало событием для города. Позже Артемий Деров – купец 1-й гильдии, попечитель и благотворитель многих учреждений и обществ, почетный гражданин Павлодара - добился разрешения и построил на свои средства (около 5 000 рублей (1877 - 1888 годы)) собственное здание для училища, ныне это Павлодарский педагогический колледж им. Б. Ахметова, памятник культуры и архитектуры 19 века.
Позже в Павлодаре на основании церковного Синода стали появляться церковно-приходские училища, открылись школы по профилю, сельскохозяйственные школы и школы для крестьян.
В начале 20 века произошло дальнейшее улучшение школьного образования. Все городские училища с 1912 года были преобразованы в высшие начальные, они состояли из четырех классов. Учиться там могли дети различных сословий и вероисповеданий. Подразделялись на мужские, женские, имелось и небольшое число смешанных. При высших начальных училищах содержались дополнительные классы или курсы: педагогические (как раз такой курс окончила Мальцева П. А. и получила право на звание начальной учительницы), почтово-телеграфные, бухгалтерские, ремесленные и прочие. Этот факт подтверждается справочником по городу Петропавловску, изданным в 1925 г.: При первом высшем начальном училище в 1909 году открыт «… ремесленный кузнечно-слесарный класс с 38 учащимися и двухгодичные педагогические курсы с 41 учащимся» [12].
Первое мужское приходское училище открылось в Петропавловске в 1840 году. Н. К. Васильев, уже имевший опыт работы в Зайсане, станице Сындыктавской, Атбасаре получил туда назначение в 1916-м. В метрической книге Вознесенского собора города Петропавловска за этот год имеется запись от 5 ноября о том, что жена учителя Глафира Матвеевна Васильева участвовала в обряде крещения сына заведующего 1-м высшим начальным училищем К. Г. Иванова. По церковному определению она являлась восприемницей. Значит, Николай Корнилович был назначен заведующим позже, а когда именно, еще предстоит выяснить.
В судьбе самого Павла Васильева Петропавловск занимает особое место. Здесь в 1917 году он поступил учиться в 1-й класс высшего начального училища. В Петропавловске состоялось и первое выступление маленького Павлика: на новогоднем утреннике он прочитал знаменитую сказку П. П. Ершова (детство которого тоже прошло в этом городе) «Конек-горбунок» и сказал, что когда вырастет, напишет лучше. По-видимому, взрослые лишь улыбнулись такому заявлению мальчика и, конечно же, не восприняли его всерьез, но мы-то теперь знаем, что оно не было случайным, видимо, уже в таком юном возрасте он предчувствовал свое предназначение служить Слову.
Такие важные события в жизни мальчика пришлись на время, которое стало в истории России одним из самых кровавых и жестоких. Митинги и демонстрации, свержение Временного правительства, установление советской власти, празднование 1 Мая, белочешский мятеж с кровавыми расправами над большевиками и продолжавшимися более года репрессиями, яростный штурм города Пятой армией Тухачевского – детские впечатления от увиденного запомнились на всю жизнь и позднее отразились в его поэзии:
Война гражданская в разгаре,
И в городе нежданный гам, –
Бьют пулемёты на базаре
По пёстрым бабам и горшкам.
… Войне гражданской не обуза –
И лошадь мёртвая в траве,
И рыхлое мясцо арбуза,
И кровь на рваном рукаве…[1. С. 271].
В июне 1919 года у Васильевых родился сын Виктор, а Николая Корниловича, против его воли, отступающие под натиском Красной Армии, колчаковцы мобилизовали на службу.
Для семьи это стало настоящим бедствием. Мать, Глафира Матвеевна, осталась одна с маленькими детьми в городе, жизнь которого была полностью разрушена. Не хватало продуктов, не было дров, началась эпидемия тифа. «Впечатлительный и легкоранимый Павлик тяжело переживал трагедию города, и страхи матери, которая металась в поисках топлива и продовольствия. Много забот доставлял ей сам Павлик. Его с трудом удавалось удерживать около себя…» [7. С. 82]. Возвращение отца, отслужившего писарем вещевого склада Степной группы войск и чудом избежавшего расстрела после ареста по обвинению в дезертирстве; едва не умершего от тифа в лазарете; сдавшегося в плен вместе с обозом под Красноярском и откомандированного в отдел народного образования стало для них большой радостью и спасением. После всех перенесенных тягот и лишений, семья уехала в Омск, где Н. К. Васильев работал инспектором губОНО, а затем по приглашению управления речным пароходством - в Павлодар, который и стал подлинной Родиной П. Васильева, и его «поэтической колыбелью».
Николай Корнилович получил назначение на должность директора семилетней школы водного транспорта. В Государственном архиве Павлодарской области хранятся резолюция и протокол общего собрания членов профсоюза рабочих водного транспорта Павлодарского затона, в котором зафиксировано выступление Н. К. Васильева 29 декабря 1925 года в качестве содокладчика на этом собрании. Он делал сообщение о работе общества «Долой неграмотность». «… Изложил положительные стороны достигнутых успехов самими учениками и благодарил всех водников, которые принимали … горячее участие в постановке этого дела, отражающего заветы тов. Ленина». [2. С. 115].
В резолюции по докладу Н. К Васильева, в котором он отчитывается о работе школы на заседании затонского комитета профсоюза рабочих водного транспорта 9 декабря 1926 года, отмечалась значительная работа, проделанная школой, выразившаяся в своевременном обеспечении ее педперсоналом, «благодаря чему явилась возможность организовать занятия с начала учебного года», отмечались «отсутствие текучести педперсонала.., организация самодеятельности учащихся и общественно-политического воспитания детей», одобрялись «мероприятия, имеющие целью изжитие недостатков в отношении навыков». [2. С. 143]. На основании этой резолюции можно утверждать, что Васильев был хорошим организатором и пользовался авторитетом среди водников, впрочем, как и всюду, где бы ни работал. Об этом свидетельствуют Благодарности директора народных училищ Семипалатинской и Акмолинской областей (12. 09. 1910 г.), Попечителя Западно-Сибирского учебного округа (20.09. 1912 г.) и др. Еще в 1916 году он разработал и подготовил к печати курс преподавания геометрии, но из-за последующих исторических событий тот так и не был издан.
В своих воспоминаниях В. Н. Васильев так описывает отца: "Он был высокого роста, полный. Начал полнеть с двадцатого года, после перенесенного тифа. Волосы у него были рыжеватые, вьющиеся, глаза с прозеленью. Любил выпить с хорошими товарищами, поговорить, попеть. Отец имел приличный бас, голос у него был дай бог!.. Часто в гостях или когда у нас были гости, пел. Любимой оперой у него была «Князь Игорь». Из песен любил «Соловья», «Блоху», «Дубинушку», «Вдоль по Питерской».
Он никогда не менял своих решений - его слово было закон. А вообще-то в школе, в семье, да и на людях был немногословен и крутого характера. Ласков с нами, да и с учениками, он почти никогда не бывал. На его уроках всегда стояла мертвая тишина. От любого своего ученика он требовал внимания и знаний. Не было у него в классе любимчиков, панибратства с учениками он не заводил, строг был до чрезвычайности. Отметки ставил только по знаниям. Говорил: «Знание предмета - главное, для этого и школа». Он абсолютно не обращал внимания, если причиной не подготовки к уроку была общественная работа, или другая занятость. Отец не переносил лодырей, хитрецов, льстецов" [6. С. 23].
«Действительно, Николай Корнилович был человеком вспыльчивым и строгим, но наравне с этим, по отзывам людей, хорошо знавшим его, он был добрым и отзывчивым человеком, пока образ жизни и поведение близких ему людей не выходили за рамки его представлений о добропорядочности и честности» [8. С. 87].
Однако при всей жесткости характера Николай Корнилович был артистичным и музыкальным. Он не только любил петь в кругу друзей, но и принимал участие в любительских спектаклях. Со слов старожила Артамоновой Е. И.: «До революции единственным культурным учреждением в Павлодаре был «Народный дом» на углу улиц Естая и Володарского. Был открыт в 1905 году. Было создано драматическое общество из местной интеллигенции, чиновников и молодежи. Ставили «Дни нашей жизни» Л. Андреева, «Бедность не порок» и другие пьесы А. Н. Островского, создавали типы, изображенные авторами, приводили публику в восхищение. Исполнителями ролей были учителя Кремнев, Гришин, Бабошкин, Сурова, Васильев (отец поэта), талантливым режиссером был акцизный чиновник Жириков А. П.» [5. 19]. До недавнего времени считалось, что Н. К. Васильев умер в Юргинских лагерях под Новосибирском весной 1941 года. Эти сведения той же осенью неофициально сообщил семье Васильевых прибывший оттуда заключенный, которому, видимо, и дал перед смертью Николай Корнилович свой домашний адрес. Достоверным оказалось лишь то, что Васильев отбывал срок в Юргинских лагерях под Новосибирском (ныне Кемеровская область). Лишь сравнительно недавно из архива Управления ФСБ по Кемеровской области пришел ответ на запрос, в котором сообщалось, что отец поэта был расстрелян в Новосибирске по новому обвинению[5. 10].
Арестовали Н. К. Васильева осенью 39-го года в Омске. Васильевы переехали туда еще в 1927 году. В квартире произвели обыск, изъяли паспорт, профсоюзный билет, фотографии, личную переписку, книгу сына «Соляной бунт», журналы «Новый мир», «Литературный современник», «Просвещение Сибири», конспекты лекций по математике, а также 8 гильз от охотничьих патронов. В постановлении на арест было указано, что методист учительских курсов начальных школ Н. К. Васильев приходится отцом осужденному в 1937 году поэту П. Васильеву и как раз из-за этого Николаю Корниловичу запретили занимать руководящие должности. Для эпохи Большого террора такая ситуация, когда отец отвечает за сына, не вполне типична. Как правило, тогда было наоборот - отмечает критик и литературовед С. Поварцов [8. С. 60]. .
Следствие по делу Н. К. Васильева длилось 5 месяцев. Показания на очных ставках знакомых и сослуживцев, написавших донос на Николая Корниловича, а теперь изобличавших его, как социально опасного, были одинаковы: убитый горем отец сокрушался в связи с арестом сына и читал его стихи. А о том, что этого нельзя было делать в то страшное время даже в самом близком кругу, он не думал, или не хотел думать. Современник П. Васильева Ю. П. Елпатьевский, хорошо знавший его отца и братьев, вспоминал слова Н. К. Васильева, произнесенные с отчаянием и гордостью: «Пусть Пашку взяли, пусть его нет, но Пашка – это лучшее, что я сделал!»
В обвинительном заключении было указано, что Васильев «виновным себя признал частично» и предъявлено обвинение в «антисоветской агитации, т.е. чтении «контрреволюционных» и «кулацких» стихов запрещенного поэта, «врага народа» Павла Васильева, в недовольстве преждевременным раскулачиванием крестьян, в восхвалении агрессивной политики фашистских стран. «Нагромождение обвинений ужасно, если помнить, в какой общественно-политической ситуации они фабриковались» [8. С. 60].
7 апреля 1940 года Особое совещание при НКВД СССР по Омской области, куда дело было отправлено на рассмотрение, без ссылки на конкретную статью (такое тогда допускалось) вынесло приговор – 8 лет исправительно-трудовых лагерей» [9].
Уже отбывая наказание в Юргинском отделении СИБЛАГа, через месяц после начала войны, Николай Корнилович был обвинен в проведении антисоветской агитации по статье 58-10, ч. 2 УК РСФСР. Время было очень тяжелое. Красная Армия отступала и вела оборонительные бои. Н. К. Васильев прекрасно понимал, в каком состоянии оказалась страна и, вероятно, принимал участие в разговорах на опасные темы: и об освобождении осужденных по 58-й статье, и о Гитлере, и о коллективизации и тд.
«Читая новое дело Васильева, ясно представляешь себе человека внутренне свободного, самостоятельного, как говорят в народе. Трезвый взгляд на действительность, проницательность в определенных вопросах парадоксальным образом уживались в нем с простодушием наивностью и доверчивостью к людям. Даже в лагере он вел себя так же, как дома: что на уме, то и на языке. Большевиков, вообще большевизм, бывший народный социалист, конечно, не жаловал, но врагом народа или ангелом не был…» [8. С. 66]. На допросах и очных ставках (а сценарий действа в зловещем театре абсурда был стандартный: донос, арест, следствие…) Н. К. Васильев многое отрицал, либо уточнял, а на первом же допросе заявил, что виновным себя не признает. «Сама мысль о проведении антисоветской агитации среди людей, осужденных за различные виды контрреволюции, мне кажется нелепой» [8. С. 68]. Но это заявление и все разумные доводы в свою защиту не могли помочь Николаю Корниловичу. Исход был предопределен. Кроме того, на допросах незримо присутствовала тень Павла, а это тоже являлось отягчающим обстоятельством.
17 сентября 1941 года постоянной выездной сессией Новосибирского областного суда по делам исправительно-трудовых лагерей Н. К. Васильев был приговорен к расстрелу. Дело рассматривалось в «обычном порядке». В «обычном», но не человечном.
29 сентября, все еще продолжая бороться за себя, и не понимая, в чем состоит его преступление, он подает в Верховный Суд РСФСР кассационную жалобу, которая является, своего рода, последней весточкой Николая Корниловича на волю. Нельзя без боли в сердце читать обращение старого учителя. «Считаю вынесенный мне приговор неправильным» - пишет он, приводя в свою защиту убедительные доводы, и просит отменить приговор или «заменить расстрел более мягким наказанием» [5. 16]. Но машина уничтожения уже запущена, остановить ее словами разума невозможно. Заместитель председателя Верховного Суда Л. Серегина выносит вердикт: в помиловании отказать. Но вот тут гулаговская машина дает сбой.
Более семи месяцев, в надежде на справедливое решение, Н. К. Васильев ждет ответа. В мае 1942 года, измученный неизвестностью и ожиданием, он вновь напоминает о себе: просит ускорить рассмотрение дела и сообщить о результате. Это заявление становится для него роковым.
27 июля 1942 года на территории города Новосибирска Н.К. Васильев был расстрелян. Конкретное место не указано, сведения о месте захоронения отсутствуют [5. 10].
По какой причине образовался десятимесячный разрыв между вынесением приговора и его исполнением, не ясно до сих пор. Обычно расстрельные приговоры приводились в исполнение немедленно, а Н. К. Васильев около года находился в положении смертника, ожидая исполнения приговора. Его реабилитировали дважды. Первый раз - в Омске, по ходатайству сына Виктора, вскоре после реабилитации Павла, и во второй раз - в Новосибирске.
И вот что обращает на себя внимание. Поэзия П. Васильева имеет много адресатов, но Николаю Корниловичу, с которым они, отец и сын, наделенные одинаково сильными характерами, так и не смогли понять друг друга (может, судьба отпустила для этого слишком мало времени), поэт произносит лишь пророческие слова в стихотворении «Каменотес»: Тогда сурово я, каменотёс,/ Отцу могильный вытешу подарок:/ Коня, копытом вставшего на бочку, / С могучей шеей, глазом наливным… и посвящает всего одну строку в «Раненой песне»: Дала мне мамаша тонкие руки,// А отец тяжелую бровь…
Но в эти несколько строк вмещается все: и характер, и взаимоотношения, и судьба…
Литература