Мерц.З.С "Факты биографии М. Е. Зуева-Ордынца на материалах фонда Дома-музея П. Васильева".

Творчество поэтов и писателей невозможно изучать вне времени, в котором они жили, а время – это, прежде всего, люди. Их жизнью и деяниями пишется сама История. Основная особенность художественного реализма Астафьева – изображение жизни в ее первоосновах, когда она не достигает уровня рефлексии и сознания и как бы сама из себя порождает крепящие бытие нравственные опоры добра, бескорыстия, сострадания, справедливости. Это астафьевское «оправдание добра», ценности и осмысленности жизни подвергается писателем самому жестокому испытанию, прежде всего предельными условиями российского существования. Физические и нравственные потрясения, выпавшие на долю народа русского народа, заставляют нас всегда помнить эти уроки истории. В полной мере это относится и ко многим писателям XX столетия, чьи судьбы сложились драматически, а порой и трагически. Это С. Есенин, Н. Клюев, С. Клычков, О. Мандельштам, П. Васильев, Б. Корнилов и многие другие. 
К писателям «обожженным историей» можно отнести и М. Е. Зуева-Ордынца. Это имя, к сожалению, мало что говорит современному читателю. А ведь произведения «одного из зачинателей советской приключенческой литературы» теперь совершенно забытые, были очень любимы раньше, особенно – роман «Сказание о граде Ново-Китеже» (1950 г.). 
В Доме-музее сформирован фонд М. Е. Зуева-Ордынца. Архив представлен первыми копиями документов и фотографий и насчитывает 37 единиц хранения основного и научно-вспомогательного фонда, его хронологические рамки охватывают 1933 – 2008 годы. Все материалы получены из Областного архива г. Караганды, в котором среди писем, фотографий, документов и рукописей имеется дневник, представляющий собой огромную ценность. Фонды нашего музея располагают ксерокопиями отдельных страниц дневника. В нем – самые сокровенные мысли человека, прошедшего все ужасы сталинских лагерей и пережившего страшную трагедию в своей жизни. «Как изуродовали нам души. И с такой изуродованной, больной душой приходится жить» - откровенно признавался М. Е. Зуев-Ордынец. Его юность совпала с эпохой мощных социальных потрясений, сыгравших роковую роль в истории человечества. Сначала это была первая мировая война, затем Октябрьская революция, гражданская война и годы репрессий.
Родился М. Е. Зуев-Ордынец, как он сам пишет в автобиографии для Новосибирского книжного издательства, «… на пороге XX века, в 1900 году, в семье большой и бедной. С трудом окончил среднюю школу: летом работал, зимой учился. В 1918 году поступил добровольцем в Красную Армию, в Московскую артиллерийскую школу красных командиров. Всю гражданскую войну на разных фронтах: командир батареи, начальник артразведки дивизии и др. После демобилизации, в 1922 году, пробовал себя в разных качествах: начальник милиции, актер, инструктор верховой езды в спортшколе и, наконец, репортер уездной газеты». [1.]
А самым первым литературным опытом был очерк об одной из схваток с бандитами, напечатанный в газете «Наш край». Таким образом, литературная деятельность Михаила Ефимовича, как и многих советских писателей, началась с журналистики. За рассказ «По разные стороны окна» он получил первую премию на литературном конкурсе московского журнала «Всемирный следопыт». Успех подтолкнул к серьезным занятиям литературой, для чего он и приехал в Ленинград. И в этом городе прошли лучшие годы его жизни. Молодого журналиста назначили заведующим отделом прозы литературно-художественного журнала «Резец», Знакомство и постоянное общение с К. Фединым, Н. Тихоновым, В. Саяновым, А. Прокофьевым, О. Берггольц и многими другими известными писателями развивало и совершенствовало мастерство самого Михаила Ефимовича. Он поступил в Ленинградский институт истории искусств и после его успешного окончания в 1932 году был принят в Союз писателей СССР. 
Наиболее интенсивная плодотворная работа в литературе, принесшая Зуеву-Ордынцу известность и признание, уместилась, как и у П. Васильева, в одно десятилетие - с 1927 по 1937 год. Его очерки и рассказы печатались в журналах «Звезда», «Ленинград», «Всемирный следопыт», «Всемирный турист», «Борьба миров», «Юный пролетарий», «Мир приключений», «Вокруг света», «Красная панорама» и были особенно популярны среди молодых читателей. В 1927 году в Ленинграде увидела свет его первая книга, сборник приключенческих повестей и рассказов «Желтый тайфун».
Михаила Ефимовича, неутомимого путешественника, влекли дороги, жажда встреч с новыми людьми и жизнь, наполненная романтикой и трудностями. «Полных десять лет я шел тропою приключений, каждый год более полугода я шел, ехал, плыл, жадно смотрел и слушал. И здесь я находил сюжеты для своих произведений… Я шел сибирской тайгой, каракумскими песками, белорусскими болотами, казахскими степями и ямальской тундрой. Я плавал по четырем морям, плавал по Иртышу, Волге и Амударье, карабкался по горным тропам Урала, Кавказа и Алатау…Я люблю писать о красочном разнообразии нашей Родины, о безбрежном море ее кипучей жизни, о ее людях, разных в своем труде, действиях, стремлениях, обычаях и в то же время удивительно схожих в богатстве их душ, – так я понимаю творчество приключенческого писателя», – говорил Зуев-Ордынец. [2.] 
В различных издательствах выходили его романы «Злая земля», «Гул пустыни», «Сказание о граде Ново-Китеже», повести «Возмутители», «Клад черной пустыни», «Хлопушин поиск», сборники рассказов и очерков «Желтый тайфун», «Каменный пояс», «Крушение экзотики», имевшие огромный успех. И все оборвалось в апреле 1937 года, после ареста по обвинению в контрреволюционной деятельности.
В своей повести «Дело № 179888», созданной в Караганде в 1963-1964 годах, которая стоила ему, по словам автора, «душевных мук немало», Зуев-Ордынец пишет, что был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности. «В ночь с 9-го на 10 апреля 1937 года закрылась за мной дверь. Меня увезли в пижаме в следственную тюрьму НКВД на бывшей Шпалерной улице города Ленинграда». А вся контрреволюционная деятельность заключалась в том, что он записал в своем дневнике в 1932 году чью-то эпиграмму по поводу закрытия Российской ассоциации пролетарских писателей: «По мановению восточного сатрапа – Не стало РАППа. Но не ликуй, презренный раб. Ведь жив сатрап!!!» Следователь, который вел дело Зуева-Ордынца, сразу сообразив, кого подразумевал автор в этом двустишии, пришел в бешенство и обещал расстрелять Михаила Ефимовича собственноручно. Тщетно пытался Зуев-Ордынец доказать, что не имеет никакого отношения к этим стихам, его все равно обвинили в антисталинизме, сделали «врагом народа». Подающий большие надежды молодой литератор, получивший одобрительные отзывы М. Горького, на 19 лет был вырван из жизни. Сначала он отбывал срок в Сибири, в Тайшетлагере, где для заключенных были созданы поистине адские условия. «В лагерях я валил тайгу, обжигал кирпич, таскал кирпичи на третий этаж, работал на прополке, на зерноочистке, хоронил десятки умерших товарищей и подвергался вечным оскорблениям и унижениям», - пишет писатель. От недоедания и ужасного холода Михаил Ефимович заболел на лесозаготовках туберкулезом. 2 марта 1940 года он был переведен в Карлаг. Отбывал срок на отделениях Карабас, Чурубай-Нура, Батык, Долинка. Освобожден Михаил Ефимович был 21 июня 1950 года, на основании Указа от 14 июня 1944 года срок был ему сокращен. Но так как в Москве жить запретили, то он вынужден был остаться под гласным надзором в поселке Актас с невыносимыми условиями жизни. 
Справка о реабилитации, которая хранится в Карагандинском областном архиве, выдана военным трибуналом Ленинградского военного округа лишь в июле 1956 года, после многократных обращений в высокие инстанции. Полковник юстиции Ананьев сообщает, что дело по обвинению Зуева-Ордынца пересмотрено, «постановление особой тройки УНКВД по Ленинградской области от 25 октября 1937 года в отношении ЗУЕВА-ОРДЫНЕЦ Михаила Ефимовича ОТМЕНЕНО и дело производством прекращено». 31 октября 1956 года постановлением секретариата Союза писателей СССР реабилитированному писателю М. Е. Зуеву-Ордынцу выдано пособие в размере трех тысяч рублей...
О своей реабилитации он горько написал в дневнике: «Недорого ценит наша власть наши страдания. Как говорится - дешево отделывается» (запись 1956 года). [3.]
Нельзя не отметить эпистолярное наследие М.Зуева-Ордынца. Карагандинский архив содержит в общей сложности более 600 писем разных лет. Он переписывался с Н. Ановым, его товарищем по 30-м годам, Ф. Моргуном, бывшим в то время секретарем правления СП Казахстана, поэтами С. Марковым и Н. Пичугиным, П. Косенко, редактором издательства «Жазушы» У. Канахиным. Из Ленинграда ему писали О. Берггольц, П. Капица, из Москвы – Е. Вялова… 
Некоторые из них пополнили музейный фонд Зуева-Ордынца. Особого внимания заслуживает письмо Михаила Ефимовича в редколлегию «Литературной газеты» от 9 июля 1966 года. Он горько сетует на нежелание и боязнь издательств и редакций напечатать его «Личное дело № 179888» без объяснения причин. «Поколение, которое на себе испытало преступления Сталина-Берия, постепенно уходит из жизни. Но преступления эти оставили след не только в душе тех, кто был их жертвой, но и в душе детей и внуков их жертв…Ради настоящего и счастливого будущего обязаны мы ворошить прошлое. Сталинский культ посеял в душах неустойчивых людей ядовитые семена, и до сей поры мы видим ростки этих недобрых семян в труде, в быту, в науке, в искусстве, в человеческих взаимоотношениях.
Мы обязаны расчистить поле нашей жизни, выполоть страх, угодничество, неуважение к человеку, робость слов и робость мыслей… наши дети и внуки должны знать всю правду о пережитом нами лихолетье, но почему не позволяют сделать это? Может быть, виною этому низкое литературное качество моих воспоминаний? В том-то и странность этих отказов, что признается высокое качество работы». Подтверждением служат хвалебные отзывы редакций с извинениями, что «лишены возможности опубликовать их». [4.]
Фонд Дома-музея располагает машинописной копией письма к О. Ф. Берггольц, в котором писатель вспоминает о ленинградской юности, рассказывает о своей изломанной судьбе и о последней встрече с Б. Корниловым «…в июне-июле 1937 года, в тюрьме на Шпалерной…». Они познакомились в Ленинграде, куда М. Зуев-Ордынец переехал в 27-м году на постоянное местожительство «с двумя парами белья, полпачкой махорки и 44 копейками в кармане». « Нашу камеру выводили на прогулку, он стоял у решетки своей камеры. Увидев меня, засмеялся, закричал что-то веселое, но слов я не разобрал. Обросший, бледный, но веселый, озорной какой-то. Я тоже закричал: «Борис! Здравствуй!» - но конвоир ударил меня в спину, и я повалился на идущего впереди. А с прогулки нас повели другими ходами-переходами. Очень-очень прошу Вас, сообщите о его дальнейшей судьбе. Какой был приговор, как он умер? По напечатанным его стихам вижу, что он реабилитирован посмертно… Может быть, Вам интересно знать мою … судьбу?.. Из заключения вырвался живым, но со злейшим туберкулезом… На свободе до реабилитации было очень тяжело… Меня упорно не печатали, отказывали или прямо в лоб, грубо, оскорбительно, или под глупейшими, но понятными мне предлогами. А после реабилитации, особенно после восстановления в Союзе – пошло дело!..». [5.] В августе 1956 года М. Е. Зуев-Ордынец обратился с заявлением в СП СССР о восстановлении в членстве. Копии заявления и поздравительной телеграммы с этим счастливым событием также имеются в Доме-музее.
Ответного письма О. Берггольц нет, но имеется ее телеграмма. «Дорогой Миша, прости … была больна. Вместе всеми старыми сменовцами поздравляю Новым годом скоро пришлю письмо и великолепный однотомник Корнилова моей редакцией. Будь здоров. Не сердись». [6.] И этот факт также зафиксирован в дневнике Михаила Ефимовича: «Последний день года порадовал телеграммой от Ольги Берггольц. Напрасно я плохо думал о ней. Молчание объясняется ее болезнью… У меня гора с плеч! Тяжело плохо думать о людях… Новый год встречаю в школе. Пригласили педагоги, за … 80 наших кровных целковых! Спасибо тебе, 1957-й! Ты был ласковым для меня!..» [7.]
Один из адресатов Михаила Ефимовича, известный советский поэт С. Марков, в письме от 1 апреля 1958 года приводит отрывок из своего «Карагандинского реквиема»:
…Была метель, Караганда…
Буран шумел вокруг.
И я не зря пришел сюда,
В страну колючих вьюг;
В забоях, у подземных скал,
В расщелинах кривых,
Своих товарищей искал,
Но их уж нет в живых.
Их нет, но в мире есть печаль
И гнев тяжелых лет,
Тоска, могучая, как сталь, 
И бесконечный свет.
Пусть мертвецы заговорят
И пусть им внемлет мир,
И миллиарды киловатт
Промчатся сквозь эфир! [8.]
В «стране колючих вьюг» как раз то и произошло знакомство М. Е. Зуева-Ордынца с Е. А. Вяловой, вдовой Павла Васильева. Поселок Актас, где они жили, возник после войны, с началом освоения западного участка Карагандинского угольного бассейна. И здесь же, в этом поселке, селились бывшие узники ГУЛАГа, которых неохотно принимала даже Караганда.
В дневнике писателя среди записей о творческих планах и порой горьких раздумий  о жизни и литературе, имеются строки и о П. Васильеве.    
«1956 г. 5 мая, суббота.
Письмо от Елены Александровны.
… Прописки в Москве добилась. Молодец! Добилась с помощью И. М. Гронского (написавшего письмо В. М. Молотову) полной реабилитации своей и П. Васильева… Но самое главное! Она уже заключила договор на издание Павла. Сначала однотомник, потом будет двухтомник. Лена сидит в библиотеках, собирает, ищет стихи Павла. Мы ее жалели, а ей можно только позавидовать. У нее есть смысл жизни, и какой смысл! Вернуть народу если не Павла, то его творения. Благородная задача!».  
«30 сентября, воскресенье.
Слушали Павла Васильева.
По радио. Нас заранее известила телеграммой Лена. Хорошо!  Особенно хороши «Песня», «Елене, жене» и, не разобрал названия, то стихотворение, где строки: «Идешь ты, и облака стоят. Идешь, и соловьи не поют…» Воображаю, каково было Леночке слушать, особенно стихи, посвященные ей. Было очень, очень тяжело. Поэт-то в могиле. Убит Сталиным. Хорошо сказала Регина (супруга Зуева-Ордынца. – З. М.): «Век целый проклинаем Дантеса, а, сколько у нас совершено дантесовских преступлений». 
«18 октября, четверг.
Получили от Лены № 8 «октября» с поэмой Павла «Хритсолюбовские ситцы». Возмущает меня продолжающаяся, узаконенная наша трусость. В коротеньком предисловии к поэме ни слова о его трагическом конце, лишь, как на могиле, даты: 1910 – 1937. Мерзость!..» [9.]
Значительное место в дневнике писателя занимают записи о повести «Вторая весна». Одно из лучших произведений об освоении целины в Казахстане было создано Зуевым-Ордынцем после поездки в Егиндыбулакский район в апреле 1957 г., когда писатель, остро чувствовавший, рождение нового времени, наблюдавший раскрепощение людей от сталинских догм, не послушавшись врачей, которые были против такой поездки, опасной для его здоровья, отправился по бездорожью на целину в последнюю писательскую командировку, которую он сам устроил себе.
Вернувшись с богатым материалом, под свежими впечатлениями от поездки, он приступил к работе над повестью, за которую был удостоен медали «За освоение целинных и залежных земель».  Хотелось бы отметить, что М. Е. Зуев-Ордынец был чрезмерно взыскательным, строгим к себе, к каждой своей строчке. «Как маятник, качаюсь между двумя мнениями. Первое: написал дрянь, вещь холодная, не художественная и что самое страшное, не надуманная даже, а выдуманная. Жизни нет, есть холодная выдумка. Второе: написал очень серьезную вещь, жизненную. И нужную, написал. Не имея ни таланта, ни просто уменья, написал каким-то чутьем, ощупью…» Эту запись в своем дневнике он сделал 24 марта. И не успев окончить повесть, стал ее снова переделывать. 26 марта: «Не утерпел и начал обрабатывать вещь в последний раз…». 5 апреля: «Кончил и переработку последней трети в 3-й редакции… Теперь читка по машинке и – в Новосибирск, в «Сибирские огни», на суд!» 9 мая он пишет: «Из читки-перепечатки ничего не получается. Получается серьезная переделка. Боже, когда же этому будет конец?.. Содержание, особенно вторая часть куска, интересно. Но язык скверный, путаный, многословный, без прозрачности и точности». 9 июля, вторник: «Восторженное, поистине восторженное письмо от Анатолия Васильевича. Благодарит горячо за «Вторую весну»: «Умно, слаженно, взволнованно! Очень много хороших людей!.. За куст шиповника – низкий поклон! Это здорово! Повесть партийна!» Повесть намечена к печати в № 6. Мне надо бы танцевать, а я в ужасе схватился за голову. Я же вижу, как она слаба, я же хотел ее переделать с ног до головы!» 8 августа: «Господи, благослови! Начал переработку «Второй весны». 21 августа: «Усиленно работаю, каждый день до двух – трех ночи. Интересно получается! Лучше, намного лучше! Все выпуклее, четче. Но по-прежнему не совсем доволен…» Такого рода записи сплошь и рядом встречаются в дневнике писателя и свидетельствуют о его завидном трудолюбии и упорстве, и еще о чрезмерной строгости к себе. Запись от 16 декабря: «Москва о «Второй весне». Ховряков прислал мне сюда рецензии о «Второй весне» в «Октябре» Яновского и в «Москве» - Т. Громовой. Обе великолепны, обе очень высоко расценивают повесть. Мне особенно дорога оценка Громовой моего языка: «М. Зуев пишет ядреным, сочным русским языком». Она же кончает статью такими словами: «повесть, безусловно, заслуживает выхода на всесоюзную арену». [10.] После выхода в свет этой книги стали издаваться новые произведения писателя: роман «Последний год» (1961 г.), сборники рассказов «Вызывайте 5… 5…5», «Панургово стадо» (1961 г.), «Остров потопленных кораблей» (1963 г.), «Хлопушин поиск» (1966 г.) .
М. Е. Зуев-Ордынец прожил очень трудную жизнь, мужественно выдержал все тяжкие испытания, выпавшие на его долю, оставаясь в жизни и своих книгах жизнерадостным человеколюбом. Его произведения утверждают красоту жизни, ее глубокий смысл. Об этом свидетельствуют и материалы из архива Дома-музея, отражающие некоторые наиболее важные факты жизни и творчества писателя и представляющие несомненный интерес для будущих исследователей. 

Литература.
Архив М. Е. Зуева-Ордынца/ Дело № 90. Инв. № 17.
Там же. № 26.
Там же. № 1.
Там же. № 18.
Там же. № 15.
Там же. № 16.
Там же. № 19.
Там же. № 8.
Там же. № 1 - 2.
Там же. № 19.

Опубликовано в Материалах международной научно-практической конференции «Виктор Астафьев и духовное возрождение России» (Омск, 29 – 30 ноября 2011 г.) / отв. ред. В. И. хомяков. – Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та.